Николай Гриценко

Любой парадокс озадачивает, ибо побуждает осмыслить как загадку - общеизвестное, в традиционной системе суждений - осуществить прорыв к новым умозаключениям, а в итоге - помогает избавиться от привычных стереотипных взглядов на жизнь, на ее безграничные проявления. Подобным парадоксом мне показалась реплика в телевизионном интервью, которую не без грусти произнес один из наиболее думающих и тонких актеров наших дней Леонид Броневой: "Нет, актер - не мужская это профессия!". Часто, очень часто пытаюсь вдуматься в этот выстраданный им афоризм, нахожу убедительные аргументы pro и contra. Действительно, женоподобные, инфантильные герои многих современных фильмов и спектаклей далеки от образных представлений моего поколения о физических и духовных качествах подлинного мужчины. Ведь не зря же их без особого искусства перевоплощения зачастую и вполне успешно заменяют актрисы.

И в то же время многие шедевры актерского исполнительства, равно как и непосредственное общение с актерами большого человеческого масштаба убеждают в обратном. Не случайно же мы без труда многие достоинства истинного мужчины символизируем образами полюбившихся актеров, отметая прочь любые байки об их бытовом поведении. Думаю - с полным основанием, ибо никто из нас в суровой действительности - не ангелочек с нежными крылышками. Актер в этом плане никогда не был и не может быть исключением. Но он сам и все его поведение неизбежно находится в поле зрения миллионов, если иметь в виду реальность современных информационных технологий. Наш эстетический ригоризм в этом плане абсолютно обоснован. Прежде всего - по отношению к молодым творческим дарованиям, вступающим на коварную тропу искусства, где отступления от канонов общечеловеческой нравственности подводят к пропасти, к эстетическому краху.

Понимаю, что мысли мои грешат логической непоследовательностью. Но ее определяет не стремление порассуждать о незыблемом нравственном кредо творца прекрасного, ибо это в конечном счете прекраснодушная легенда, исключающая математическую достоверность. Надо ли приводить столь любимые мещанами духа реальные примеры из жизни великих мастеров, которые или страдали запоем, или впадали в мрак наркомании, или оказывались в неодолимой власти половых аномалий, или же были необычайно скупы и расчетливы до мелочности и т.д. без конца. Но человеческая значительность, духовная чуткость, сопереживание с другими наряду с обостренным чувством собственного достоинства - непременные спутники любого одаренного мастера. Естественно, что и отношение к нему коллег по цеху, особенно - молодых не может быть иным. Убежден, что в противном случае их неизбежно ждет нравственное возмездие:

В далекие доперестроечные годы Всероссийское театральное общество обладало широко разветвленной сетью домов творчества, санаториев и пансионатов, позволявших отнюдь не благоденствовавшим и в те времена актерам, режиссерам, сценографам, критикам и другим служителям Мельпомены прекрасно отдыхать и весело, содержательно проводить досуг в контакте с друзьями из самых разных регионов страны. Вдумайтесь только в одну цифру - путевка на одного члена Всероссийского театрального общества стоила всего сорок восемь рублей! В шумном актерском сообществе не было генералов от искусства, надутых и чванливых, но дух всеобщего равенства не исключал, а предполагал деликатность в общении, дававшую каждому возможность заниматься излюбленным делом, будь то работа над будущими пьесами или ролями, либо увлеченная "охота за грибами".

Моей всепожирающей страстью были поиски выразительных, экспрессивных корней и их обработка в каком-либо отдаленном, укромном месте. Однажды около моей сокровенной коллекции в Крыму, в Мисхоре остановился Николай Олимпиевич Гриценко, долго всматривавшийся в бесхитростные поделки. Я же не мог не любоваться им, ладно сложенным красавцем, полюбившимся миллионам зрителей благодаря ставшим ныне классическими ролям в кинофильмах "Шведская спичка" (управляющий Псеков в картине К. Юдина. 1954 г.), в трилогии Г. Рошаля "Сестры", "Восемнадцатый год", "Хмурое утро" (всем, наверное, и поныне памятен Н. Гриценко в роли Вадима Рощина), а главное - в роли Каренина, взорвавшей все примитивные, школярские представления о герое Л. Н. Толстого как об обесчеловеченном, лишенном душевных переживаний и страданий манекене. Неожиданно он попросил меня взять его на следующее утро в горы, на поиски корней. Я легкомысленно согласился.

К подножью Ай-Петри мы отправились сразу же после рассвета, быстро добрались до скал и начали карабкаться к заветной цели - к неповторимому по форме корню, заранее облюбованному мною. Он свисал над обвалом гигантских каменных глыб, так что надо было осторожно, поэтапно подбираться к нему ползком. Что я и делал много дней заранее в полном одиночестве. И в страхе, ибо панически боюсь высоты. Только я начал по-пластунски подбираться к подпиленному ранее корню, как через мою голову перепрыгнул Николай Олимпиевич, схватившийся за изогнутый над пропастью ствол дерева одной рукой, другую же протянул мне за пилою с криком - "Давай". И вот в таком положении он отпилил корень, передал его мне и в считанные мгновения оказался рядом со мною на площадке. Помню, что до входа в Дом отдыха, где уже начинался ритуал общего завтрака, двигался в полубессознательном состоянии, проигрывая в бурном воображении, что могло произойти, если бы:

Через много лет, незадолго до его кончины в 1979 году мы снова свиделись с ним в Доме творчества Всероссийского театрального общества под Москвой, в Рузе. Непрерывное актерское напряжение и годы взяли свое - он явно сдал физически, любил вечерами засиживаться в "Угольке" - вечернем кафе, окруженный двумя-тремя молодыми людьми (тогда сомневаюсь, что они были актерами), а затем - загадочно исчезал. Тайну подобных исчезновений мы с женой разгадали довольно скоро, ибо взяли за обычай в эти предвечерние часы брать две лодки и устремляться вверх по стремительному течению Москва-реки к устью Рузы. Кстати, тщетно пытаясь обогнать идущего впереди неутомимого гребца, выдающегося театроведа Ю.А.Дмитриева, который и рассказал нам о секрете исчезновений великого актера. Действительно, на обратном пути, когда мы мчались по течению реки, увидели в полумраке фигуру одинокого человека, согбенного прямо на обрыве берега, над водою. Его здесь бросили лихие молодцы, приноровившиеся выпивать за его счет вдали от всеобщего внимания. С трудом перевели его на хлипкий ялик и доставили до комнаты в Доме творчества. Но молодцы отнюдь не успокоились - и история повторялась вновь и вновь. Надо было что-то предпринимать, учитывая явную агрессивность новоявленных поклонников мастера и их абсолютное равнодушие к его судьбе.

Неожиданное решение деликатной проблемы нашел сын, которому в то время было девять лет и который был "своим человеком" на лодочной станции. Он стал ежедневно, как говориться - "оттовариваться" в столовой на двоих сухим пайком и сразу же уходить вверх по реке вместе с Н.Гриценко, к которому он искренне привязался. Уверен, что именно с его подачи добрым молодцам из "Уголька" в это время лодок не давали, и мастер мог оправиться от их "преклонения".

Недавно, просматривая очередное телевизионное шоу, узнал двух из этих "поклонников", обрюзгших и полысевших. Сомневаюсь, что они помнят мерзопакость, которую творили в те далекие годы. Но не сомневаюсь в том, что они остались той дрянью, которая подобна липкой грязи на пути всех истинных подвижников духа. Не сомневаюсь и в том, что они уже при жизни преданы забвению, которое неведомо великим мастерам русского искусства, таким как Николай Олимпиевич Гриценко.