Василий Иванович Качалов

Встреча с прекрасным - это не телевизионное шоу об очередной эстетической моде и на уныло-назидательное повествование культуртрегеров на радио о мире искусства. По мнению великого русского философа А. Ф. Лосева прекрасное есть " сущность " и " идея ", которые через свой специфический смысл и делают все прекрасные предметы - прекрасными.

Но вот вопрос: могут ли " сущность ", постигаемая умом и " идея ", являющаяся духовной первоосновой, потрясти наш эмоциональный мир и одновременно пробудить интуитивное знание о прекрасном вообще? Убежден - могут, о чем знают все люди, когда-либо испытавшие вдохновение и просветляющее потрясение от открывшейся истины, от озарения ею.

Такое озарение пришлось однажды испытать и мне в самом начале творческого пути.

Первый радостный, но и напряженный от невзгод и лишений послевоенный год. Упруго, неодолимо бьется пульс Москвы, всех ее культурных центров. Сбросила шинель " Воентехфильма " знаменитая киностудия на Лесной улице, немало сделавшая для нашей общей победы, и стала Центральной студией научно-популярных фильмов, соучастницей нового рывка в науке и просвещении. Ночью, в перерыве от традиционных студенческих работ, готовлю аппаратуру своего оператора, как ассистент, к съемкам. И вдруг, словно по незримому кабелю, из павильона в павильон, из операторскую в гримерную понеслось: " Качалов приехал ". Надо ли еще и еще раз повторять, кем был для России этот актер ( равно как и многие другие титаны искусства того времени ), еще и еще раз вспоминать Барона из горьковского " На дне ". Скажу лишь одно: МХАТ и его мастера были для нас и академией и святилищем, негасимым факелом художественной красоты.

В тесном павильоне, где проходили тогда съемки фильма режиссера Владимира Юренева " МХАТ и его мастера ", едва ли не первым осознавшего необходимость увековечить творчество корифеев русского театра, сгрудилась застывшая в ожидании масса людей, оттеснившая режиссера и всю съемочную группу к декорации, к столу в " Старом трактире". За столом примостился какой - усталый, старый человек, видимо, не выдержавший общего ночного ожидания артиста.

Наконец, зажглись радостным аккордом все юпитеры, прекратилась суета на съемочной площадке и раздались привычные слова: " Внимание! Съемка! Мотор!". Все недоуменно переглянулись: а где же Василий Иванович, который специально должен был приехать на студию после затянувшегося в театре спектакля. И вдруг на наших глазах произошло чудо - старый, понурый, бесконечно усталый человек за столом сценической выгородки привстал, выпрямился, встрепенулся, обращаясь к вошедшему в трактир Алеше Карамазову ( жившему лишь в его воображении, ибо второго актера на съемке в эту ночь не было ), и заговорил. Но как заговорил! Сколько бы раз я не смотрел потом фильм " МХАТ и его мастера" , этой вселенской мощи, этой задумчивости, этого могучего голоса, равного Голосу Бога, услышать при всем желании не удавалось.

А живой и помолодевший Качалов, в мгновение ока ставший могучим и необозримым жизнелюбом Иваном Карамазовым, бросил лишь одну реплику, ради которой и была организована эта внеочередная ночная съемка:

"Клейкие, весенние листочки, голубое небо люблю я, вот что! Тут не ум, не логика, тут нутром, тут чревом любишь, первые свои молодые силы любишь:" Одна реплика чародея перевоплощения - и целая эпическая поэма о боговдохновленности человек, о неистребимой силе его единения с Вселенной, о прекрасном в жизни как первооснове любви! Да, вот именно о прекрасном, о той всеобщей сути и главной идее бытия, которой далее я посвятил более пятидесяти пяти лет, так и не продвинувшись к формулированию " законов красоты ".

"Понимаешь ты что-нибудь в моей ахинее, Алешка, аль нет? " - и Качалов неожиданно по - мальчишески озорно и с мудростью всеведущего сатира засмеялся.

Затемненная толпа непрошенных зрителей в павильоне молчала, но, словно таинственный хрусталь, у всех на глазах сверкали слезы сопричастности прекрасному. Не ведая неодолимого грядущего, обреченности больного артиста, мы в те минуты прощались с чудом искусства, с актером-мыслителем, дни которого уже были сочтены. Не ведал этого и оператор, быть может впервые в жизни забывший по команде " Мотор! " включить камеру, осознав тайну прекрасного. Ни он, ни кто-либо из свидетелей никогда не забыл этого магического явления животворящей природы, прекрасного в его истинной сути. Помню лишь и то, что эпизод переснимали вторично, но уже без этого накала страсти.

Погасли юпитеры. Разъяренный, но сдерживающий себя режиссер не решался уговаривать Качалова сделать еще один, но необходимый дубль. Он только полушепотом, словно в храме, попросил меня отвести Василия Ивановича, снова тихо понурившегося на какой-то скамье у стола, к машине, заехавшей во двор студии. Мы медленно пошли с ним. И все столь же медленно расступались, словно участники таинственной древней мистерии. Впросем, это и была мистерия красоты.