Вано Мурадели

Звучит и сегодня над миром " Бухенвальдский набат ". Имеющий уши да слышит: в мире, точно в адском котле, нарастают ненависть, умножается насилие, не остывают ни на мгновение военные катаклизмы, все темные силы сомкнулись в натиске на светлые идеалы античности, Возрождения, Просвещения, словно по мановению единой дирижерской палочки подвывают лжепророки, провозглашающие анафему человечности:

Удивительно, парадоксально переплетаются судьбы людские. Не скрою - мне и в голову не могло прийти, что заурядный донос в партийное бюро Института философии Академии наук СССР зимой 1949 года сблизит нас - известного композитора Вано Мурадели и рядового аспиранта. В заявлении мой коллега по аспирантуре ( да будет ему, " борцу с модернизмом " земля пухом! ) доводил до сведения, что я - друг Вано Мурадели, восторженно отзывающийся вопреки партийным документам об его опере " Великая дружба ". Конечно же, в числе друзей маститого композитора я не значился, да и похвастался будущему автору книги о реакционной сущности буржуазного искусства лишь в том, что побывал на премьере оперы. Но под пристальными и сочувственными взглядами моих старших друзей - философов, немало повидавших на своем веку в идеологических баталиях, смог принять единственно возможное решение - подтвердить, что был и остаюсь другом большого, красивого темпераментного человека Вано Мурадели.

Один из академиков, брезгливо рассматривавший заявление на клочке тетрадной бумаги, хмыкнул многозначительно несколько раз и порвал сей документ. Покашливая и похмыкивая, все молча разошлись:

Ночью не мог сомкнуть глаз, еще и еще раз проигрывая ситуацию, все ее возможные последствия. И вдруг раздался набатный ( так мне тогда показалось! ) звонок, а далее стук в дверь. Открываю и не верю глазам - передо мною стоит Вано Мурадели, мощный, ладно скроенный, словно цирковой борец, легко поигрывая ящиком с коньяком. Он лихо швырнул его в угол, крепко обнял меня, да так, что месяц-другой ребра мои ныли, словно от старческого радикулита, в мгновение ока выбросил на стол стаканы, чашки, рюмки,- словом, нехитрую столовую утварь тех лет - и начал разливать коньяк. " Не многовато ли на двоих?" - с ужасом подумал я, вообще - то никогда не робевший перед вином, но здесь, словно в сказке, стали появляться один за другим мои подлинные друзья тех чудесных аспирантских лет, и молодые и аксакалы философии. Кстати, почти все партийное бюро Института философии.

Как и почему это произошло - не знаю до сих пор. Молчал, улыбаясь, неизменно веселый Вано Мурадели, молчали и коллеги. Помню лишь первый тост самого Вано, провозгласившего: " За моего друга! За моих друзей! За дружбу как солнце, дарящее жизнь и радость! ". Дальше, признаюсь, все исчезло в тумане застолья:

Звучит и сегодня над миром " Бухенвальдский набат " Вано Мурадели. Звучит как апофеоз человечности, верности людской, смелости людской, которые были и будут стержнем жизни народной, духовности русской интеллигенции, той, которая никогда, ни при каких обстоятельствах не издавала ни одного фальшивого звука. Да услышат этот набат наши дети и внуки в смутные, позорные времена безверья и ложных ценностей, да отвернутся они своевременно от лжепророков!