Елена Фабиановна Гнесина

Нет ничего прекраснее и загадочнее музыки. Ее многообразие - историческое, этническое, жанровое - порождает особый, музыкальный мир человека, особую сферу его совершенствования. Вот почему творцы музыки воспринимаются народом как жрецы его духовности, как хранители и создатели его коллективной эмоциональной памяти. Встреча с каждым из них - потрясение, заставляющее мир светиться какими-то иными, неведомыми ранее красками.

Елена Фабиановна Гнесина, как и вся ее вошедшая в историю русского музыкального просветительства семья была живым воплощением жреческого отношения к музыке. Создавая поначалу школу, а затем Институт имени Гнесиных, институт музыкально-педагогический, она была максималистом в требованиях к учителям будущих учителей. Обычно беседы с ней в кабинете, куда ее приковала болезнь, всегда были чем-то неординарным и каждый, кто удостаивался подобной беседы, мог почитать себя счастливцем. Вот почему я был искренне удивлен и не скрою - польщен, когда после одной из моих публичных лекций в Колонном зале Дома союзов 8 августа 1953 года Елена Фабиановна пригласила посетить ее в Институте. Беседа была краткой, ознакомительной, но до сих пор помню ее испытывающий и вместе с тем ободряющий взгляд.

Первый период был вдохновляющим и радостным, особенно от общения со студентами, которым суждено было вскоре занять достойное место в русской музыкальной культуре и в художественной педагогике. Кстати, с некоторыми из них меня поныне связывает совместная педагогическая деятельность. Но вскоре все пошло не так просто, как предполагал и на что надеялся. Та гармония, которая сразу же установилась у меня со студентами, ощущавшими свое творческое предназначение, гармония, основанная на взаимном уважении и обогащении, явно не понравилась представителям кондовой педагогики, убежденным, что студент - объект идеологической обработки " в свете решений очередного съезда партии ". Им, осевшим в партийном бюро Института, было бесполезно доказывать, что Конфуций и Аристотель куда важнее для будущих художников. И уж совершенным " вольтерьянством " они считали то, что студенты разных курсов и отделений порою собирались на мои лекции вопреки требованиям расписания и - о ужас! - сбегали с лекций по истории партии.

Начались вполне традиционные в таких случаях проверки, придирки, комиссии. Кульминацией стал визит партийного чиновника районного масштаба, после появления которого без всякого предупреждения представил его как нашего нового преподавателя - обществоведа, пожелавшего выступить перед ними с лекцией : по музыкальной эстетике Платона. Видимо, этот " подвох ", который и дальше я использовал в многолетней педагогической практике, стал причиной его ярости и мгновенного исчезновения с открытыми угрозами в мой адрес. Он немедленно " настучал " в партийное бюро института о моей аполитичности. Кстати, завершая очерки о подвижниках русского духа, об их нравственном величии и человеческом достоинстве мечтаю подготовить труд о доносчиках, которые были и остаются подлинным бичом нашей духовности на всех изгибах истории. Доносчики испоганили жизнь моего отца, одного из старейших русских кинематографистов, сопровождали меня и на фронте, и во время учебы, и на всех этапах почти шестидесятилетней педагогической деятельности и уж тем более - во время ответственной государственной службы.

Далее действие разворачивалось по вполне обкатанному варианту - возникла попытка проработать меня, " чистого эстета ", на Ученом совете института. Пришлось использовать весь арсенал лекторских средств и приемов, дабы не предстать перед коллегами-музыкантами, людьми тонкого душевного склада, чутким к любой, малейшей фальши, типичным для тех лет идеологическим монстром и одновременно доказать незыблемость своих идейных убеждений.

Взволнованный и не очень осознавший значение этого переломного момента в системе будущих отношений в сфере уникального по талантам и социальной значимости коллектива педагогов, обратился сразу же после выступления по ходу Совета к Гнесиной с запиской, которую храню до сей поры: " Уважаемая Елена Фабиановна! Поскольку это первый мой опыт в Вашем Институте, очень прошу Вас высказать свое отношение ". Через минуту-другую уже держал ответ, который эта удивительная женщина, внешне необычайно суровая, завершила ободряющими словами в мой адрес. Словами, которыми я был избавлен впредь и от проверок, и от постоянной " идеологической " подозрительности. Ее ответ - свидетельство того, что подлинный музыкант никогда, ни в какой ситуации не допускает духовной фальши: " Ваш " первый опыт " вызвал во мне чувство благодарности и глубокого желания, чтобы Ваши опыты продолжались у нас долго. Е.Гнесина ".