Владимир Александрович Разумный фотография

Владимир Александрович
Разумный

Всеволод Николаевич Столетов

Вопреки мазохизму временщиков, бросивших все темные, смутные силы и подвластное им информационное поле на развенчивание социалистической идеи как "мифа двадцатого века", здравый смысл людей хранит нетленную память России о накопленных ею материальных и духовных ценностях. Ими - живем и выживаем, ими питаем неистребимую надежду на новый , космический взлет во всех сферах. Укрепляют эту надежду и воспоминания о прошедших по нашей земле масштабных и неколебимых в убеждениях, подвластных лишь голосу совести и чести людях, которым судьба предопределила быть лидерами ,нашими общими впередсмотрящими. Еще и еще раз благодарю судьбу на склоне лет за поучительное счастье общения с ними...

В самом начале семидесятых годов ,в период появления позитивных проблесков в деятельности издательства "Педагогика", создававшегося мною практически заново, отказался от поста Президент Академии педагогических наук СССР Владимир Михайлович Хвостов. Человек высшей интеллигентности, универсальной образованности и глубинного, врожденного аристократизма, он предопределял функционирование академического издательства как радостный, поисковый процесс. Пришлось пережить немало пренеприятных минут тревожного, взъерошенного ожидания первых контактов с новым руководителем Академии - Всеволодом Николаевичем Столетовым. Шло время -а таких контактов не было, и приходилось общаться с этим суровым и по общему мнению - властным человеком , неоднократно занимавшим самые высокие, ключевые должности в системе образования, через тусклых посредников. Даже тогда, когда вторая ветвь моего начальства - чиновники Комитета по печати не без ехидства поручали передать ему лично то или иное их преглупейшее, а порою - и оскорбительное указание. Создалась ситуация прямо - таки безисходная, патовая, а главное - не поддающаяся осмыслению, порождающая в ночных кошмарах самые неординарные предположения - о нем, о себе, о тех, кто умеет возникать подобно мелкому бесу между людьми.Начинало страдать общее издательское дело...

Осенним вечером в моем унылом кабинете раздался тревожный /как мне кажется теперь,через десятилетия/ звонок. Наконец-то последовал вызов непосредственно к Президенту, по поводу какой - то заказной рукописи, задержанной моими колючими,но высокопрофессиональными редакторами. Не понял -зачем уже на ходу машины они вбросили мне увесистую, неподъемную папку,сплошь пробеленную заставками. Пролистал несколько страниц - и буквально замер от восхищения моими прекрасно информированными во всех внутриакадемических интригах сотрудниками, которые дали мне в руки неодолимое оружие для первой ответственной беседы.

Начало беседы не сулило ничего доброго ни мне, ни издательству. Пристально вглядываясь в меня колючим, всеведущим взглядом лешего, он сумрачно и односложно спросил, долго ли я буду игнорировать Академию, ее выдающихся ученых, ее труды, в том числе и заказные. Хотя бы уникальный труд психологов и физиологов о половом воспитании школьников, подготовленный самим Вице - президентом Академии педагогических наук и залежавшийся в лабиринтах издательства. "Сам", точнее - сама с торжеством и презрением победителя смотрела на меня как на поверженного и надоедливого противника. Тягостную трясину хорошо проигранного молчания взорвало мое наивное предложение Президенту подписать рукопись, которая завтра же без задержек уйдет в типографию. Еще и еще раз по мне пробежал испытывающий взор "деда"/как его звали и друзья и недруги/, хмыкнувшего что - то и начавшего перелистывать пудовый фолиант. А затем кабинет потряс его хохот. Отдышавшись, он наигранно - сурово сказал :"Прошу Вас - читайте.Можно и без выражения!".

Как говорится, пришел мой черед.Читаю подряд по-подчеркнутому моими умницами - редакторами тексту:"Маркс и Энгельс дали образцы половой жизни", "Нельзя вступать в связь, если тебе шесть лет". А далее - совсем "педагогическая рекомендация" для типового ответа ребенку на вопрос, чем отличаются мальчики - от девочек :"Представь, что тебе на фронте пришлось пойти по нужде. Мальчик все делает,но в свободной руке держит автомат, на всякий случай. Девочка должна присесть, поднять юбку, затем встать и оправить одежду. Так ведь и убить могут." Мы ,измученные смехом, не уловили, как незаметно слиняла незадачливый "ответственный редактор" труда, пробурчав что - то о том, что рукопись ею не была подписана в печать. А затем по предложению В.Столетова я согласился проводить его домой. Каково же было мое удивление, когда у подъезда не оказалось традиционной черной"Волги", а мне пришлось помогать ему втиснуться в переполненный автобус и проводить затем до квартиры на Садовой. Именно от этой квартиры мы впредь и пускались почти в ежедневные путешествия по центру Москвы,по памятным местам бывшего Старого Арбата. Даже тогда,когда он,изможденный любимым им крестьянским трудом, привозил на электричке тяжеленные мешки с выращенным им самим каким - то особым картофелем. Если бы записать все его сочные, по - деревенски образные рассказы о выдающихся людях эпохи и событиях, непосредственным и активным участником которых был он сам, мы бы имели ныне впечатляющий материал для исторических обобщений!

Говорят, что человек проявляется в своем истинном обличьи только в критической ситуации. Наверное, в подобном утверждении есть резон.По крайней мере для меня во всей масштабности Всеволод Николаевич Столетов открылся именно так. Однажды мне удалось уговорить его написать несколько слов для журнала "Новый мир", предваряющих публикацию моего подопечного в ту пору педагога - экспериментатора Михаила Щетинина. Он честно, как мыслитель и педагог общероссийского масштаба, кратко обрисовал нараставшие в ту пору беды общеобразовательной школы, драматизм социокультурной ситуации в стране. Последовала с поразительной быстротой акция возмездия Отдела науки ЦК КПСС, собравшего молниеносно всех министров образования союзных и автономных республик СССР. Как измывался над ним печально знаменитый "организатор науки" Трапезников, что говорили коллеги или как они позорно отмалчивались, мне довелось услышать отнюдь не от Всеволода Николаевича. В тот поздний вечер мы бродили по вымытой дождем Москве молча час - другой,а затем вдруг он начал рассказывать мне о лихолетье военных лет, пережитых им как воином на фронте. Видимо, в нем закипела в те минуты кровь несгибаемого русского бойца всегда и везде. Не скрою - с той минуты он стал для меня как бы вторым отцом, близким и родным человеком.

Проявлялась эта близость отнюдь не только в минуты семейного по характеру общения, кстати - исключавшего любые разговоры о работе, о тех или иных персонах из академической среды,но прежде всего - в сложных "пограничных" ситуациях, предполагавших ответ - действием. Нарастал липкий туман социальной неопределенности в стране, выбрасывавший на поверхность фантасмогорические типы руководителей. Сотрудничать с ними , а тем более подчиняться им было невмоготу и вполе беспринципно. Принял неординарное решение - просить ЦК КПСС освободить меня от обязанностей директора академического издательства. Началась подковерная паника, посыпались угрозы, прямые намеки на то, что из номенклатуры уходят либо с инфарктом, либо без партийного билета. Как ни странно ,не поддержал меня и В.Н.Столетов, проговоривший,что всему свое время. Неожиданно возник вроде бы благополучый повод - разбор в ЦК КПСС моего обращения о срыве изданий детской литературы вообще, школьной библиотеки - в частности, порученной моему издательству, но...за счет лимитов на бумагу и полиграфию Академии. И вот в начальственом кабинете собрался мрачный синклит ответственных персон ,формально - заслушивавших сбивчивые многочасовые объяснения руководителя Комитета по печати о причинах срыва этого общенародного по значимости дела,но фактически - готовивших какую - то хорошо отрепетированную акцию против меня, непокорного и нестандартного профессора. Лишь Всеволод Николаевич Столетов сидел рядом со мной, разглядывая что - то на стенах.Он не отреагировал даже на завершающее предложение партийного чина "удовлетворить многочисленные заявления профессора о переходе на научную работу", на мою нескрытую и вполне наивную радость. Вдруг, словно лев рыкающий Всеволод Николаевич резко заявил, что возмущен подобным предложением, ибо оно может исходить только от него как руководителя Академии, а в ее стенах оно даже не возникало.Словно взорвавшейся бомбой был искорежен весь типично - бюрократичский план поучения непокорного директора.По дороге домой он с ухмылкой выслушивал мои откровенные огорчения, даже не пытаясь объяснить мне сущность хитроумной ловушки, из которой только что меня вытащил.Лишь намного позднее понял, что мне грозило такое "освобождение от должности", после которого ни о какой педагогической деятельности в институтах не могло бы и быть речи. Позднее с такой же ухмылкой всеведущего политика вручил мне весьма необычное, нестандартное решение высших партийных органов о моем освобождении "в связи с переходом на научную работу".А далее , не теряя ни одного дня, как соратник и единомышленник вместе со мной начал отрабатывать то научное направление, которое мне предстояло возглавить. Вот здесь предо мной и открылись те секреты его прогностической деятельности организатора науки, которые дают плоды сегодня, спустя десятилетия по многим направлениям педагогической науки.

Поминки как традиционное прощание с дорогим всем нам человеком были по - русски простыми и не амбициозными. Лишь самые близкие люди были в осиротевшем доме,в той семье, жизнью которых всегда дышал Всеволод Николаевич Столетов - ученые, крестьяне,сослуживцы по фронту.Горжусь тем, что там была и моя семья, и воспринимаю это как постоянный завет достойного сына вечной России.