Владимир Александрович Разумный фотография

Владимир Александрович
Разумный

Лев Всеволодович Тодоров

Поборник педагогии изящного

Парадоксально и непредсказуемо реализуется мир способностей человека, тех психических качеств индивида, которые в конечном счете выявляются в многообразной палитре его деятельности. Перед ним в молчании останавливается вездесущая ныне психология, вынужденная признать крайний схематизм своих логических построений о системе человеческих переживаний, о врожденном и наследственном в них, о социальном и биологическом основаниях этой системы. Ее бессилие становится очевидным перед фактом несводимости процессов формирования творческих способностей разных людей к удобной единой схеме.

Ведь зачастую способности обнаруживаются наподобие космической вспышки сверхновой звезды, вопреки всем традиционным представлениям об обязательных этапах формирования индивида, о <ведущих видах деятельности> для каждого из этих этапов. И тогда мы имеем дело с феноменом Моцарта. Иногда же они как бы находятся в состоянии дремоты, в скрытом от внешних проявлений виде до весьма солидного возраста и даже до акме, а затем как бы взламывают привычные устои индивидуального бытия, являя миру образ вполне завершенный и уникальный в каком-либо одном отношении. Так реализуется становление гениев типа Аристотеля. Между этими крайностями - безграничное море индивидуальных судеб, порою - параллельное становление многих способностей, их отработка, шлифовка в разнообразных по типу видах деятельности, а порою и углубленное развитие одной из них в процессе непрерывного совершенствования и самосовершенствования. В последнем случае мы любим повторять трюизм о таланте как высшей мере труда, как о особой <трудоспособности>, забывая, что и здесь перед нами - уникальная одаренность любого человека.

Мысль эта всегда рождается в моем сознании при воспоминаниях о современниках, открывающихся миру лишь тогда, когда вызревает жемчужина самобытной одаренности в створках раковины неповторимой судьбы. Именно такова биография одного из видных педагогов России, ныне ставшего признанным лидером отработки новых принципов и технологий литературного образования, выдвигающего и обосновывающего весьма радикальные пути модернизации педагогики всего образовательного процесса, ее гуманизации, с задором молодости утверждающего новые идеи и пером и словом, несущего их педагогической общественности, - Льва Всеволодовича Тодорова, доктора педагогических наук, профессора, действительного члена Международной педагогической академии и Академии педагогических и социальных наук.

В конце пятидесятых - начале шестидесятых годов мне посчастливилось близко познакомиться, а порою и подружиться с видными, маститыми представителями русской филологии, лингвистики, литературоведения, с такими как В. Б. Шкловский, А. Л. Дымшиц, Я. Е. Эльсберг, В. Р. Щербина, В. В. Виноградов, равно как и с другими оригинальными мыслителями, каждый из которых мог бы быть предметом национальной гордости любого народа. Среди них был и Леонид Иванович Тимофеев, по книгам которого училось не одно поколение филологов, эстетиков, лингвистов. Не раз выпадало и счастье бывать у него на квартире на Песчаной улице, восторгаться и его общей эрудицией - достоянием старшего поколения русских ученых, и высочайшим профессионализмом в избранном направлении научных исканий. Однажды, когда я безуспешно пытался в связи с работой над новой книгой постигнуть премудрости стихосложения, он рассказал мне о диссертационной работе его талантливого аспиранта Льва Тодорова по изучению стихосложения в школе и его роли в эстетическом воспитании. Не скрою: фамилию не уловил, а понял реплику мэтра как своего рода изящный упрек и необидную отсылку в школьные учебники. Лишь через десятилетия, когда между мною и профессором Л. В. Тодоровым установились дружеские отношения, вспомнил об эпизоде из туманного прошлого, равно как и осознал, что все эти годы он упорно шел по отработанному вместе с учителем пути научного совершенства.

Шли годы и годы. Лев Тодоров, настойчиво и неуклонно конкретизируя изначальную педагогическую гипотезу, публикует труды обобщающего значения: <Как читать и понимать стихи>, <Работа над стихом в школе>, работы по поэтике Пушкина, Лермонтова, Блока, Маяковского, Есенина, продолжающие оставаться настольными книгами преподавателей литературы и русского языка. Но, словно в поисках философского камня, он начинает сочетать собственно исследовательскую работу с тем видом деятельности, которую принято называть научно-организационной и, в порядке эпатажа любителей канцелярской, номенклатурной карьеры, скептически недооценивать. Зачастую мне приходилось встречаться с ним в президиуме Академии педагогических наук СССР во время всегда поучительных визитов к академику Владимиру Михайловичу Хвостову, президенту академии и моему непосредственному руководителю, курировавшему работу созданного в ту пору издательства <Педагогика>. Подчеркну особо, что универсально образованный и многопланово-талантливый как ученый-историк, дипломат, педагог В. М. Хвостов собрал вокруг себя столь же уникальный коллектив ученых, возглавлявших вместе с ним и академию, и ее головные институты, и целые научные направления, значение которых мы начинаем осознавать лишь сегодня. Их имена ныне считаются в педагогической (да и не только в педагогической) среде классическими: Л.В. Занков, А.В. Запорожец, Т.В. Власова, Н.К. Гончаров, В.Г. Зубов, И.А. Каиров, Ф.Ф. Королев, А.Н. Леонтьев, Э.И. Моносзон, А.А. Смирнов, Г.Н. Филонов.

Многому, очень многому у них научился как директор академического издательства и я - к тому времени и доктор наук, и профессор со значительным стажем, постигая тайны педагогической науки и особой профессиональной этики отношений в ее сфере. Тогда я и не помышлял, что параллельно со мною их упорно постигал как сотрудник президиума Академии педагогических наук СССР и Лев Тодоров. В моей памяти с тех времен остался лишь внешний образ красивого молодого человека, очевидного любимца женщин со вкусом. Перейдя затем в иную ипостась, став научным сотрудником Института национальных школ, он публикует популярную в педагогической среде и поныне книгу <Вопросы преподавания русской литературы в национальной школе>, а также весьма большое число учебных хрестоматий для школьников восьмых, девятых и десятых классов национальных школ.

Судьба вновь свела меня со Львом Тодоровым в бытность его в период с 1980 по 1992 год заместителем главного редактора журнала <Советская педагогика>. Не скрою: был искренне удивлен его предложением выступить в журнале со статьей о <бытовом марксизме>, направленной против ортодоксов-философов и их мещанствующих интерпретаторов, вскоре скатившихся на позиции воинствующего антимарксизма. Как профессиональный литератор, искренне недолюбливаю племя редакторов, всерьез полагающих, что именно им выдан диплом универсальных знатоков русского языка и всех наук по проблематике подготавливаемых ими книг. И если что-либо в моих книгах вызывает ныне авторскую запоздалую самокритику и даже чувство неловкости, то это как раз те опусы, которые были во время оно результатом необходимого, но беспринципного компромисса. На мое удивление, начисто перепечатанная, но существенно откорректированная статья показалась мне полностью продуктом незамутненного авторского творчества. Так началась наша многолетняя творческая и личностная дружба. Не без удивления узнал, что предки Льва Тодорова - выдающиеся болгарские революционеры и мыслители. С таким же удивлением постигал воистину энциклопедическую образованность друга, которому доступны в равной мере и тайны стихосложения, и принципы литературы разных эпох, и фольклор многих народов, их обычаи, нравы, верования, а также политическое, гражданское мужество русского патриота, неколебимость его символа веры. Именно поэтому с открытой душой начал сложную, порою драматичную борьбу за назначение Льва Тодорова директором вступившего в пору творческой импотенции Научно-исследовательского института художественного воспитания, активно и доброжелательно поддержанную литературно-педагогической общественностью. В короткий срок он смог интенсифицировать творческую продуктивность института, создававшегося такими классиками художественной педагогики, как В. Н. Шацкая, С. В. Образцов, Н. Я. Брюсова, Г. Л. Рошаль, Н. П. Сакулина, Н. А. Ветлугина, которые всегда были для меня старшими коллегами, учителями и единомышленниками и о встречах с которыми пишу и продолжаю восхищенно и признательно писать и в данной книге, и в новых публикациях в периодической прессе. Более того, он активно поддержал идею интеграции культуры и образования, заинтересованно изучал опыт клубного движения и его роль в эстетическом развитии детей. Но наступало мутное безвременье крикливых <реформ> откровенно демагогического и антинародного по сути своей толка, игнорирующих и опыт отечественной истории, и культуру конструктивных рыночных отношений; в ход пошли просто ловкие люди и приспособленцы от науки. Началась мутная, глубинная борьба против Льва Тодорова, успевшего к тому времени выработать новую концепцию художественного развития ребенка и определить место института в ее реализации. Снятие самостоятельно мыслящего ученого с поста директора института стало лишь вопросом времени и успешности закулисных интриг. Поверив заверениям тогдашнего президента Академии педагогических наук СССР А. В. Петровского о достойном уходе Льва Тодорова на должность ведущего специалиста по литературному образованию учащихся и не подозревая о скрытом за этим предложением лукавстве, передал его другу. С позиций временной дистанции об этом не сожалею, ибо Лев Тодоров не только не поколебался как мужественный человек, узнав об обмане, но и нашел в себе внутренние духовные ресурсы для работы в должности заведующего кафедрой гуманизации образования в Институте переподготовки работников образования Московской области.

Далее внешний событийный ряд его биографии предстает как неутомимая деятельность яркого лектора, всегда - любимца педагогической аудитории, такого же выразительного и красивого, как и в годы молодости, популяризатора теории литературного образования и великих художественных ценностей, на которых оно строится у нас, в России. Он непременный участник жюри Всероссийских олимпиад литературного творчества учащихся. Кстати, определяя перспективы исследований молодых ученых, он всегда акцентирует внимание на клубной деятельности детей, на новом опыте этого неистребимого движения. Подчериваю: это лишь внешняя канва его творческого самоутверждения. В действительности он сейчас отрабатывает новую концепцию литературного образования учащихся, ищет его особое место в условиях педагогической интеграции и становления новых, постпросвещенческих принципов дидактики и педагогических технологий информационной цивилизации. Не мне рассказывать о них, хотя зачастую приходится быть первым читателем и слушателем ученого. Скажу лишь вполне определенно: скоро, очень скоро мы станем заинтересованными свидетелями реализации выдающихся способностей ученого-энциклопедиста, откристаллизовывавшихся в течение многих лет упорного внутреннего духовного труда и мучительных теоретических исканий. Спешить надо медленно - рекомендовали нам древние. Познав смысл их совета, Лев Тодоров постепенно становился признанным лидером одной из самых сложных областей педагогической науки. И вот научный итог - его фундаментальный труд "Новая педагогия изящной словесности для грядущего".